Отчет о прошедшем семестре

<< В начало
6. Счета к моей стране
7. Последнее танго
8. Сопливус Ультима
9. После бала
11. Вместо эпилога

6. Счета к моей стране

С этого момента жизнь моя приобрела привкус гамбургского счета.
Мне инкриминировали:
1. Государственную измену
2. Использование непростительной магии
3. Вхождение в состав преступных организаций (устарело?)

По первому пункту мне есть что возразить, потому что я люблю мою страну и ее государственное управление, и никогда не работал на иностранные разведки. Сколько помню, всегда иностранные органы работали на нас – взять хотя бы Игоря Каркарова или Ивэна Розье. Я ни разу не был за Ла-Маншем и вообще не нарушал государственных границ. Я не выдал ни одной государственной тайны – разве что англичанам. И, между нами, какие это были тайны? Что работник Министерства и бывший глава ПопСовета мистер Малфой в булавочном деле не силен? Я даже про мистера Риддла, англичанина, не сказал ни одного фатального слова. Как от одного меня могло понести урон королевство Великобритания, мне не понятно. Конечно, мне нравится француженка. Но она полностью национализирована, и придраться не к чему. Я требую пересмотра этого пункта и извинений за подозрения лично мне!

По второму пункту у меня есть соображения. Вот взять, допустим, хорошо и в подробностях знакомый мне Круциатус. Я до сих пор от его применения ко мне шучу и даже хожу по леди. А от изобретения Главы Аврората – которое сдирает с человека кожу заживо – я бы не встал. Где справедливость? Я требую пересмотра Законодательства о Непростительных Заклятиях. Иначе я буду требовать расстрела Лаэзой Кордис. Надеюсь, господа авроры знают, что такие как я, не выживают от фирменных заклятий таких, как они?.. И тогда между нами сотрется последняя формальная разница! Или господа авроры применяют фирменные заклятья не к таким, как мы, а к голубям Трафальгар-сквера?.. Я требую справедливости.
…И ни один аврор от своей Лаэзы и Экзитуса (чуть на сказал – экзикутуса!) – не лечит. А я от своей сектумсемпры лечу. Чувствуете разницу?

По третьему пункту я подожду реакции переписанного законодательства. Я не верю, что его не перепишут. Такой казус не потерпит ни одна контора, даже государственная

7. Последнее танго

Как известно, смерть не является причиной для неявки на экзамен. На лекции тоже.
Ночь прошла в азкабанской камере.
Наступило хмурое утро.
Школа не осталась безучастной – господин А. Меррит, декан Равенкло, доставил мне пару приятных минут во время своего визита в Аврорат, где напомнил сторонникам правопорядка о моих учебных и деканских обязанностях.
- На месте Школе я бы подумал о замещении мистера Снейпа на посту декана Слизерина, - сказал какой-то главный аврор (я сидел в КПЗ на повторном дознании и ни черта не видел, только тени и голоса).
- Хогвартс не отказывается от своих деканов, - сказал мистер Меррит.
- …И на посту преподавателя Зелий…
Тут я молча вскипел, потому что единственный, кто мог бы меня заместить через тройку лет сидел за три стены от меня. И то, между нами говоря, теория у него… ну ладно!
- И кроме того он имеет право посещать Школьные обеды… - настаивал м-р Мерит.
- Если вы не побрезгуете сидеть рядом с государственным преступником!
…В общем, это было великолепно. Меррит не побрезговал. Но Школьный обед у меня так и не состоялся. Как всегда.
Состоялись экзамены.

Под подписку о невыезде меня, конечно, не выпустили. Второй раз в одну лузу шар не идет.
Под Нерушимый Обет вернуться меня не выпустили. Мало ли что может обвиняемый натворить без пригляда?
Под выкуп меня не выпустили. Это отдельная история. Аврорату позарез нужны были деньги, и постоянно поминались галеоны долга за волшебные полочки (расходный материал). Минерва МакГонагалл решила действовать простым экономическим методом, в результате чего щедрая Розмерта заложила свои «Три метлы». За 30 галеонов. Которые с этих пор упорно именовались серебряниками.
Цена была изумительна и архетипична.
«Север будет в восторге!» - умилялась Минерва.
Я был в восторге. Но номер не прошел.

В результате меня выпустили только под конвоем.

Последний в своей жизни урок я вел в наручниках при стоявших в дверях стражах правопорядка.
Было неудобно. Не люблю прямых аналогий.

На несвойственной мне скорости я принял у младшего потока экзамены, СОВ у мисс-я-в-прошлый-раз-опоздала, аспирантка отчиталась по новой тинктуре. Рабочее кипение не могло скрыть простую истину: моя кафердра с этих пор будет пуста. Замены мне нет, специалиста нет, на алхимии в Хогвартсе можно ставить крест.
Это было очень печально. Я до печенок люблю свой предмет. Он… способствует человечности.

Но мое время истекло.
Что выучено, то выучено. Что на самом деле поняли или запомнили мои ученики – я не знаю. Перед смертью не надышишься.

Потом пришел старший курс, и им я прочитал последнюю лекцию.
Восстановить ее невозможно.
Я ненавижу ком в горле и сентиментальные коровьи взгляды.
В начале семестра черт дернул меня сказать: «каждый факультет будет учить вас, как выигрывать, потому что современные волшебники живут в пространстве большого спорта. Самая главная ценность у нас – победа. Быть побежденным унизительно. Но мир устроен иначе. Я научу вас проигрывать».
И вот я стоял среди них, совершенно проигравший, с поднятой головой, и втирал им последние ненаучные слова – потому что я с ними прощался. Я не был раздавлен, как раз наоборот. Но от высоты моего позорного постамента меня слепило.

…Когда позже м-р МакКалмонд сказал:
- Как вы могли, профессор, так выклевать нам мозг? Я прямо чуть не расплакался!
…я совершенно машинально сказал:
- Да ну?.. Тайная вечеря удалась.
…словно анекдотом поделились.

Потом в тюрьму пришла Розмерта, и мы обручились. Между стеной и решеткой.

8. Сопливус Ультима.

Я ждал вечера в камере, и думал, как нетипичны и резвы были мои последние дни перед арестом. Я дважды ободрал цветы с хогвартских клумб, чтобы воткнуть их под дверь розмертиного кабака. Я пил чернила с педсоветом, дешево продавая свою холостяцкую свободу, я скачками провожал аспиратку в Хогсмид по проливному дождю, словно мне 20, и так хотел жить, так хотел жить! Словно меня могло спасти лазанье по чужим окнам (было!). Но на самом деле все это время я точно знал, что не буду. Потому что когда тот, кого вы хранили как чертов ангел-поручитель, возвращает отданную ему в вечное пользование волшебную палочку, к тому же в посылке, как тапки по почте – это не забывается. Как любое символичное действие.
Вечером в Хогвартсе намечался сезонный бал. Мне следовало на нем быть как декану, преподавателю и англичанину. Донести до него свои обломки.
Потому что я не представлял, как себя ощущает мой брошенный факультет, которому и без того не оказывается доверие. На котором сейчас образовались два юношеских трупа. Бедные мисс, жмущиеся у стен… потому что лучше у стен, чем с гриффиндорцами… иногда.

На бал меня вывел аврор.
Я завел его в свою жилую комнату, переоделся во фрак, и сошел в гостиную.
Там я отдал честь фортепьянным традициям, и выпил чая, пока мисс Акация, свободно владевшая двумя руками, пришивала к моему подкладу карман под носовой платок. Он мог мне понадобиться.

Потом я проследовал в Большой зал, попросил медленный вальс, пригласил своего префекта мисс Мелисенту Мальцибер, и открыл бал.
Недоумеваю, отчего моего порыва никто массово не поддержал. Никогда не видели, как человек ведет в наручниках? Понравилось?

Потом я понял, что надо сделать самое важное.
Я вышел – не помню, где потерялся аврор – добежал до «Трех метел». Они были закрыты. Я не поверил. Я вышиб дверь – внутри было совершенно пусто, и посреди этой пустоты и мятых стаканов стояла моя Розмерта. Она плакала.
И ничего не хотела – только запереть изнутри гребаную дверь.
Но я НЕ МОГ. Не так.
Моя принцесса въедет в рай прямо из кабака, по золотым облакам, на белом Кадиллаке или хотя бы на кентавре, и она будет в новых тяфлях. Ее дорогу усыпят розы и жезлы Гермеса.
И я буду видеть счастливым ее прекрасное лицо.
Иначе мои цепи поржавеют.
И я не смогу называться сыном моей матери.

Спермотоксикоз – не основание.
Поэтому я двумя словами передал ей смысл пяти вышеприведенных предложений, возможно это была брань. Взял ее за руку и вывел на бал.

Мы выплыли из кабака, и никто нас не остановил. Потом мы оказались в центре Зала в совершенном одиночестве. Играла музыка, скрипели бумажные стаканы и тяжелые шестерни. Она сказала, что пьяна, и что я не похож на сопливуса.
Спасибо мадам.
Платок мне понадобился позже. В камере.

Потом музыка закончилась, и я проследовал на азкабанские нары ждать Суда. Бал начался.
Меня провожали веселые пьяные люди – мистер Огден, аврор, подружка аврора, жених подружки аврора, друг жениха.
Хорошая ночь, которая стерлась из памяти многих людей всвязи с неким поветрием беспамятства, насланным Темным Лордом. Ему было некого вести на бал, так что понять можно.

9. После бала

…Когда я сел, Темный Лорд впал в недоумение. Он думал, что меня пронесет. Не пронесло. Он дважды вызывал меня по Метке. Первый раз – после бала - я не мог выйти из запечатанной камеры, ибо ждал судьбоносного слова прокурора, и настрадался зря. Рядом лежал Т.Нотт, он тоже испытывал аналогичные неудобства.
В камере было очень холодно, и мы грелись, как могли. Но руки так свербило, что я от бессилия искусал Т.Нотта, который так орал, как никогда под Лордом. Орал – но не препятствовал. Наверное, что-то его грело.
Пришли авроры.
Увидели змеиный клубок. Раскричались.
После этого я пошел, наконец, на допрос.
На предрождественском дворе было теплее, чем внутри.

На этом допросе мне ожидаемо выдали веритасерум, но поскольку руку так свербило, что не вмочь, я потребовал водки. Потому что морда при допросах, как я помнил из книг и опыта 1081 года, должна быть либо гордая, либо спокойная. И слова вдумчивые, размеренные.
Водки не оказалось, и мне дали коньяку.
Помогло слабо.
Не пошел коньяк вместе с веритасерумом. Потянуло на анекдоты. И метка выла невыносимо. Я с ужасом ждал, что сейчас включится вторая.
Я НИКОГДА не изучал особенностей взаимодействия веритасерума и коньяка. Но если бы я сам себя допрашивал – я бы повторил без примесей.

Теперь я сижу в камере и недоумеваю.
Я уже не знаю, в какой стране я живу, и какому из лагерей отдал свою душу. Этого своего лагеря я не могу найти.
Далее располагаются недоумения.

11. Вместо эпилога.

Мой товарищ Уолден МакНейр сел в начале семестра и сидит до сих пор за то, что половозрелая, но несовершеннолетняя студентка сделала ему минет. Но это не важно. Не важно, что в конечном итоге м-ру МакНейру шьют то же, что и мне: все читали архивы и знают, что необходим только повод.
Важно другое. Малолетку подбила на это развратное и подсудное действие гриффиндорка мисс К. Белл, навязав ей его в качестве фанта. Никто ведь не будет отказываться от наказания за проигрыш в волшебной игре – покер это или «правда или вызов»?.. Это стыдно, не по-пацански, и, кроме того мимо правил. Судьба малолетки никого не волновала – у нас детей не сажают. Просто иначе взять м-ра МакНейра не получалось. А в борьбе против человека все средства хороши. Мое недоумение, собственно, вызвано тем, как аморально и бесстыдно Гриффиндор работает на практиках презренного Слизерина. Это что, у вас весь факультет такой? А как же… мужественный Годрик?
Я, конечно, понимаю, что малолетка – исполнитель, а виновный – мисс К.Белл, а поскольку прокурор волшебной Великобритании по документам – отец означенной мисс К.Бэлл, ворон ворону глаз не выклюет. А мафия всесильна, особенно в рамках семейного подряда. Поэтому сидеть будет МакНейр, хоть и по другой статье. А не виновный.
Я собственно не хочу вовсе, чтобы мисс Белл сидела – без нее в тюрьме свободно, а на воле с ней повеселей. Я недоумеваю, как мы дошли до такой жизни.
Любопытно, что два года назад я спросил Г.Дж.Поттера, мальчика, который только что убил вместе с мисс К.Белл другого человека: намерен ли он остановиться. Поттер ответил: нет. Я спросил: кто еще в вашем списке смерти? Поттер назвал нескольких человек. Все они ныне мертвы. Я был последним.
Тогда я покрыл Поттера и его напарницу, и долгое время думал, что поступил безупречно. Там был личный мотив. Теперь я хочу спросить мистера Поттера: у списка есть продолжение?.. Наверное, это весь архив 1980-81 года? Не стесняйтесь, напишите в аврорат. Они покроют. Даже без личного мотива.
Иногда у нас главное – хорошо жениться.

Второе – мой ученик Т.Нотт, запертый в Азкабане, достал из Шляпы Меч Г.Гриффиндора. Потому что эту Шляпу ему принес феникс. Все это логично, так как свято место пусто не бывает, и если питомцы Гриффиндора могут лечь под мораль Темного Лорда, но кто-то должен занять противоположное место. Мое недоумение вызвано, собственно, следующим – было так много криков возмущения, что я совсем теряюсь. Вы действительно не считаете, что способность вызвать любовь какого-нибудь Уизли и защита (с риском для жизни) Другого Человека – никак не перевешивает черной закорючки на руке, и не может называться хорошим делом, если его делает человек с закорючкой на руке? Что важнее – акт действия или закорючка?
И что делаете в это время вы, без закорючек.
И что заставляет нас принять закорючку, чтобы не быть похожими на вас.
Парадоксальна жизнь в моей стране.

Третье – Орден Феникса в лице старейшины Аберфорса Дамлдора намекнул, что будет заниматься моим спасением, как только поймет, отчего я так много рассказал. Я недоумеваю. Я принял веритасерум и ответил на заданные прокурором м-ром Д.Беллом вопросы. Мне больно видеть суд, буксующий на месте. Суд должен иметь материал, чтобы судить. А хорошие парни – материал, чтобы понять, стоит ли член их клуба жизни или свободы Таким, каков он есть. А не из-за удобной лжи.
Видите ли, я всегда мог сам о себе позаботиться, и тем никому не докучал. Думаю, этот период моей жизни закончился. Теперь я заботиться о себе не буду. Не для чего.

Мистер Риддл отлично знает, что такие как я – это мост, гарантирующий сохранение мира. Как только я умру, а прочие окажутся вне закона – начнется война. Сразу.
Это будет осада и штурмы без остановок.
Он не хочет такой войны.

Я часто думаю – как это вышло, что человека во мне мало кто видит. Никто, за редким кругом, не обращается ко мне по имени. А оно у меня есть. Для большинства я – то же самое, что мое учительское удостоверение. Я не живой мужчина, а социальная должность, которую можно доставать учебными вопросами ночью, на больничной койке, в камере, на том свете.
Вы надоели мне, люди. В вас меньше человеческого, чем во мне. Умерев, я стану полноправным демоном, и Лорд меня не отпустит. В мире живых делать мне будет нечего. Только убивать.
Пока догадливые законники решают, как оставить меня в тюрьме пожизненно, я знаю способ легкой и быстрой смерти. Для этого мне просто надо…
…цензура.
Я хотел бы понять, стоит ли этот мир того, чтобы спасать свою душу

Первый акт - занавес во всю ширь.
Не трогать ружье на стене -
Оно пригодится попозже.
Маленький, всеми проклятый гений,
Капля всемирной души,
Идет в этот мир из глуши,
Кинуть в него свои дрожжи.
Залы веселых столиц
Примут не сразу, но наверняка.
Вот путь от дурацких "зачем?"
До страшных "почем?",
Как только войдешь в эти двери. Театр начинается с виселиц,
Не потеряй номерка.
Здесь так трудно выжить, не став самому палачом,
Но в это не хочется верить.

Храни меня, небо,
Я в лавровых венках.
Что за чертова небыль.
Еще двести грамм коньяка
До третьего звонка.

Я прошел
мимо умных и правильных книг -.
Но я тоже не свят, я жаждал любви
Да и прочих безумных вещей,
Зашвырнув в дальний угол талмуд
С главой про тычинку и пестик.
Через несколько лет вы услышите крик
И хруст поврежденных хрящей -
Это я в первый раз наступлю
На горло собственной песне.

Храни меня, небо,
Пока я в терновых венках.
Корка черного хлеба
И целая вечность
до третьего звонка.

Третий акт - надвигается эра реформ.
Сними же ружье со стены,
Передерни затвор, ну и так далее.
Смерть - совершенна среди
готовых лекарственных форм.
Что же там лечит горбы,
Не говоря о воспаленьи миндалин?...
Напиши на рецепте
"Прием раз в жизни, перед сном, натощак",
И она не замедлит прийти
Бескомпромиссная, словно очковая кобра.
Жизнь, о Боже, как трудно вымолвить слово "прощай"
Соленое море в глазах навеки размоет твой
Всепобеждающий образ.

Возьми меня, небо,
Из похоронных венков.
Окуни меня в небыль вечно звучащей симфонии
Третьих звонков.


(с)http://lyricsreal.com/ru/naumov-jurij/teatr-stanislavskogo.php






В начало страницы