В Думослив. Часть № 1.

Я не могу отыскать это. Нечто затерялось в моей голове, словно игла в стоге сена. Оно меня беспокоит и колет, но что это и где оно, я понять не могу. Я расспрашивал о событиях этого дня, воспоминания о котором совершенно меня покинули, многих, и я, казалось бы, должен был полностью восстановить хронологию и логику того, что я делал. Однако мне так и не удалось ни у кого выяснить того самого важного, что никак не даёт мне покоя. Мне не помогли ни расспросы окружающих, ни зелье «Вспомнить всё», которое мне дала выпить мисс Грейнжер. Я ясно ощущаю, что до сих пор не знаю того самого важного, чем я занимался в тот день, хотя я и не знаю, было ли это действием или, быть может, принятым решением. Я лишь смутно догадываюсь, кого это касается.

Это касается Сириуса Блэка.

Мне не устают твердить, что это не моя вина, что я должен забыть, отпустить, должен продолжать жить. А я устал это слушать. Вину и ошибки нельзя забыть. Их можно искупить кровью. Однажды Рози спросила меня: «Как ты мог в это поверить?» Как я мог поверить в то, что Блэк предал Поттеров? Это вопрос, на который я не могу ответить даже себе самому. Я могу лишь быть чуточку искреннее. Чуточку искреннее для того, чтобы признаться, что я чувствовал себя игрушкой, которая вызывает интерес лишь потому, что раз в месяц у неё отрастают хвост и клыки. Чуточку искреннее для того, чтобы признаться, что я так дорожил этой «дружбой» и так боялся, что мои друзья потеряют ко мне интерес, что поддерживал их во всём и позволял им любые, самые жестокие шалости, будучи при этом старостой, а шалости эти заходили так далеко, что однажды я чуть не сожрал своего сокурсника. Чуть искреннее для того, чтобы признаться, что я им завидовал. И ещё чуть более искреннее для того, чтобы признаться, что Блэк был для меня чем-то боль шим, чем просто другом, чем я для него никогда не смог бы стать, и от этого само присутствие Блэка рядом причиняло мне душевную боль, а мысль о том, что он может быть дерьмом и предателем, меня успокаивала. Я никогда не забуду об этом и никогда не стану себя оправдывать. Однако я также и не стану сгибаться под грузом прошлого, и использую любые возможности для того, чтобы исправить те ошибки, которые можно исправить. Перед началом нового учебного года передо мной предстала одна из таких возможностей. Турнир Фамилиаров.

Принять участие в Турнире мне предложил мой коллега и сосед, с которым мы преподавали в Хогвартсе один и тот же предмет, Аберфорс Дамблдор. Я согласился быть его фамилиаром. У нас было общее заветное желание – вернуть к жизни самого близкого человека. И если для Дамблдора этим человеком был его брат Альбус, то для меня этим человеком был мой школьный друг Сириус Блэк. Мы пожали друг другу руки, отложили принятие окончательного решения до того случая, если мы всё-таки дойдём до финала, и приступили к делам насущным. Для меня самым насущным в то время была угроза, которую представляла для нас Свободная Стая. Будучи аврором и ясно осознавая при этом всю ту угрозу, которую могут представлять оборотни, мне всё же было трудно поверить в то, что реальная опасность действительно существует. Мне казалось, что подброшенные записки и письма – не более, чем провокации, направленные на то, чтобы ослабить появившуюся, наконец, политическую стабильность, наступившую с тех пор, как мисс Адамс стала выполнять обяз анности министра. Кому-то было неприятно видеть министром магии начальницу стражи Азкабана, однако с тех пор, как кабинет министра стал находиться в Азкабане, чехарда с постоянно погибающими министрами прекратилась, и, кроме того, мне казалось, что мисс Адамс, безусловно, более подходит для роли министра, чем, скажем, покойная миссис Паркинсон. Во всяком случае, мне никогда не приходилось сомневаться в том, на чьей она стороне. Были и другие причины, по которым я симпатизировал нынешнему министру, но об этом позже. Итак, приближалось начало учебного года, близилось распределение первокурсников по факультетам, начальница Аврората мисс Боунс планировала операцию по охране студентов в Хогвартс-Экспрессе и на пути от станции в Хогвартс, а Аберфорс Дамблдор решил сразу после церемонии собрать Орден Феникса для того, чтобы решить, как поступать в этой ситуации со Свободной Стаей.

Мрачные ожидания в Министерстве не оправдались, и прибытие первокурсников в Хогвартс обошлось без инцидентов. Снова, будто бы в знак того, что все ветры, несмотря ни на что, возвращаются на круги своя, Шляпа оказывалась на головах у студентов и выкрикивала имена четырёх основателей. После того, как все первокурсники были распределены, директор Тофти сказал свою речь, и подошла очередь аспирантов, которые вступали в магический контракт с Хогвартсом и которым их профессора накалывали на грудь знак их связи с ними. Я наколол значок на грудь мисс Бланш.

Вскоре в нашем с Дамблдором кабинете собрался Орден Феникса, в члены которого, помимо меня, Дамблдора и Снейпа, были приглашены мисс Адамс, мисс Грейнжер и мистер Финниган. После того, как Дамблдор начал заседание с заданного Снейпу вопроса о том, что тому известно о Свободной Стае, у меня не осталось сомнений насчёт того, зачем Аберфорсу понадобилось созывать Орден и в чём он видит суть Ордена. Организация, собирающаяся для того, чтобы шпион Снейп доложил свои сведения. Я верил в Орден Феникса до последнего. Я не имел права предавать организацию, которую создавал сам Альбус Дамблдор. Я думал, что Гарри Поттер, став членом Ордена, тем самым возродит его былую роль. Однако мистер Поттер отказывался от членства в Ордене Феникса, если с ним не будет Кэти, а мисс Бэлл, не сомневаюсь, что от недоверия Снейпу, быть членом Ордена отказывалась. А у меня оснований доверять Снейпу было ещё меньше, особенно после того, как он предал меня в прошлом семестре, манипулируя мной и пытаясь использовать в качестве инструмента для того, чтобы добыть у Поттера яйцо феникса и передать его Вольдеморту. К счастью, благодаря мисс Бэлл, которая уговорила Гарри не отдавать мне настоящее яйцо, Снейпу не удалось меня использовать, но существование Ордена, у которого не бывает бывших членов, встало под вопросом. И теперь, когда Северус говорил о том, что, скорее всего, в этом семестре наружу полезет Сами-Знаете-Кто, мне было одновременно смешно и больно оттого, что мы превратили созданный Альбусом Орден в фарс. Я смирился с тем, что Поттер не станет членом Ордена, но я не мог подумать, что он будет бездействовать. Наверняка, он окажется среди тех людей, кто действительно будет движим теми целями, ради которых Альбус создавал Орден Феникса, и если это компания и не будет носить такого высокого и гордого имени, неужели, от этого изменится её суть? Сейчас же я сидел там, где под громким именем и памятью великого человека осталась лишь инерция, и отвечал Снейпу, что Тёмный Лорд является проблемой почти извечной, а сейчас нас больше в олнует Свободная Стая. По итогам заседания было решено до следующего полнолуния проверить на ликантропию всех студентов.

Вскоре после заседания Ордена меня снова отыскал Дамблдор и сказал, что Снейп представил ему новые данные, согласно которым Захария Смит является оборотнем, и попросил меня, чтобы я пригласил Смита в наш кабинет, где мы с мисс Грейнжер и мистером Финниганом его допросим, а пока они оповестят директора. Я ответил, что даже если Снейп и сказал правду, то неужели они действительно думают, что допрос Смита как-то ему поможет? Я знаю, как это больно быть тёмным существом и как это обидно, когда из-за твоей природы тебя подозревают в самых страшных деяниях. Если бы мистер Смит и был оборотнем, то помочь ему могла бы только теплота, тактичность, попытки помочь ему понять себя для того, чтобы раз за разом, снова и снова выбирать в себе свою человеческую сущность. Оборотня невозможно излечить. Оборотень обязан обладать сильной волей для того, чтобы не сорваться в ту пропасть, которая открывается в его душе. Оборотня нужно воспитывать, и мы, как преподаватели Хогвартса, конечно, обязаны работать со Смитом, если он оборотень, но для того, чтобы мы могли с ним работать, он должен нам доверять, а для этого было бы лучше для начала помочь ему самому для начала признаться в своей сущности. Допрос только ожесточил бы его и мог бы сломать любую возможность его социализации. Однако Дамблдор был неуклонен в том, чтобы прямо сейчас допросить Смита, и тогда я решил, что не могу бездействовать и должен хоть как-то направить ситуацию в правильное русло. Встретив Захарию в коридоре, я попросил его подойти к моему кабинету через пятнадцать минут. Когда он подошёл, я прямо рассказал ему о том, в чём его подозревают, что сейчас его хотят допрашивать, что я желаю ему блага и могу помочь ему, если он мне доверится. К тому времени я продумал несколько вариантов того, как избежать этого допроса. Однако, к сожалению, мне не удалось вызвать у Смита доверия. Он сказал, что его уже подозревала какая-то студентка, показал руку, к которой, по его словам, уже прикасались серебром, и на которой не было ожогов, и спросил, есть ли у меня ещё вопросы. Я ответил, что у меня вопросов нет, что я могу отпустить его прямо сейчас, но вот у Дамблдора, не знающего о моём со Смитом разговоре, который просил меня привести Смита с помощью невинного обмана, в случае ухода Смита подозрения на его счёт останутся. Тогда Захария вошёл в наш кабинет. Вскоре к нам присоединились мисс Грейнжер и мистер Финниган.

Мистер Смит с порога спросил у Дамблдора, собирается ли он выяснять у него, оборотень он или нет. Аберфорс спросил, откуда такие предположения, и Захария ответил, что ему уже приходилось слышать сегодня этот вопрос. Когда Смиту прямо сказали, что подозрения на его счёт есть и попросили его развеять эти подозрения, прикоснувшись к серебряному кубку, Захария ответил, что не будет прикасаться к серебру по собственной воле, так как не хочет себя оскорблять, и что если мы хотим его проверить, то можем сделать это сами, либо прижав к нему кубок, либо заставив его чистить этот кубок на отработках, чему он не будет сопротивляться. Дальше в течение долгого времени звучали разговоры о том, что Смит ведёт себя смешно и по-детски, что он ведёт себя совсем не как староста, что он должен непременно сам взять кубок и не выставлять себя таким упёртым. Видимо, эти разговоры были вызваны мнением Дамблдора, Гренжер или Финнигана, что серебро заставит оборотня проявить себя лишь в том случае, если оборотень прикоснёт ся к нему по собственной воле. Мне эта точка зрения не была близка, я видел, что Смит ведёт себя как обычный еврей, готовый в любой момент безропотно стать жертвой, но не готовый переступить через свою гордость, и я в конце концов прервал уговаривания, взяв кубок в обёрнутую мантией руку и прижав его к руке Смита. Вскоре Захария уже был на ногах, демонстрируя руку и говоря о том, что он надеется, что хотя бы теперь его уже не будут подозревать. Когда он ушёл, сомнения не рассеялись, было сказано, что Смит задрожал, когда я прикоснулся к нему кубком, что он вёл себя странно и что я должен отправиться к мисс Адамс и попросить её, чтобы та своей волей министра заставила Смита пройти через ворота Азкабана, заставляющие каждого назвать свою истинную сущность.

В ночь, когда допрашивали Смита, состоялось открытие Турнира Фамилиаров. Перед дверьми Хогсмидской библиотеки в двух кругах стояли мистер Соул и Рози и принимали заявки. Мы с Дамблдором опоздали на открытие, и готовой написанной заявки у нас с собой не было. Когда я набросал её текст, все двенадцать пар уже были заявлены, и оставалось только надеяться на то, что одна из заявок принята не будет. Мистер Соул и мадам Розмерта читали заявки в Трёх Мётлах, а я сидел за соседним столиком, ждал и разговаривал с мисс Уолрен, с которой я был несколько знаком, так как именно у неё я получал свою аврорскую зарплату. Наш разговор шёл о том, на что мы готовы ради своего самого заветного желания. Меня эта тема заинтересовала именно в связи с начавшимся Турниром, и мне действительно было интересно, а на что я готов ради того, чтобы вернуть Блэка, и на что вообще следует быть готовым. Вскоре Стоящие на ключах встали из-за стола, Рози дала мне понять, что одна из заявок не прошла, и я протянул кусочек пергамента к её руке. Этой ночью я встретил на улице Хогсмида мисс Боунс, которая дала мне письмо, которое ей передали для меня из Отдела Тайн. В этом письме было сказано, что меня и Дамблдора, как участников Турнира, ожидают в пять утра на дороге к Отделу Тайн. Я отнёс это письмо Аберфорсу, взял коньяк и отправился в Азкабан.

Мисс Боунс была замечательным начальником. Она не урезала мне зарплату за то, что я, как преподаватель Хогвартса, тратил на преподавание гораздо больше времени, чем на аврорские обязанности, и главное, она ни разу не упрекнула меня в том, что в моей службе я больше выполнял просьбы её начальника, а именно, министра магии. Я не знаю, почему мисс Адамс мне так доверяла, а особенно после того, как в прошлом семестре я, недолго являясь главой Аврората, мутил странные операции, в которых мисс Адамс также принимала некоторое участие. Между тем, мисс Адамс сказала, что хочет видеть меня среди тех людей, которых она собирает вокруг себя и которым она особенно доверяет, и вручила мне пропуск на территорию Азкабана. Обладая таким пропуском, дав обещание Дамблдору поговорить с Адамс о мистере Смите и имея в запасе время до пяти часов утра, будучи уверенным, что я не смогу заснуть, я решил провести это время у мисс Адамс.

В эту ночь, помимо того, что я написал статью об экзорцизме в рубрику «Советы по ЗОТС для взрослых волшебников», я, случайно оставшись с мисс Адамс наедине, сказал ей, что испытываю к ней влечение, и что если у неё возникнут ответные чувства, то я не против обменяться с ней парой булавок. Она ответила, что я совсем не умею ухаживать за женщинами, но она всё же подумает. Также в эту ночь мисс Адамс сказала, что намеревается принять закон, обязывающий каждого студента Хогвартса посещать обязательное занятие в Министерстве в любом из выбранных ими отделов, и посоветовала заинтересовать студентов именно Авроратом.

В пять часов утра на окраине Хогсмида я и Дамблдор встретились с мистером Соулом и Рози. У Дамблдора спросили, готов ли он провести меня через Турнир, и он ответил, что постарается. У меня спросили, готов ли я следовать за Дамблдором через Турнир, и я ответил, что готов. После этого у нас спросили, готовы ли мы на всё, и я, вспомнив о Блэке, чуть было не ответил, что готов, но, к счастью, рядом был Аберфорс. Мы ответили, что не готовы. Нам раздали половинки нашего амулета, сказали, что каждый из нас может в любой момент отдать свою половинку Стоящему на ключе, выведя тем самым свою пару из соревнования, и сказали, что дальше мы должны найти ингредиент для выбранной нами формы. После этого Дамблдору дали первое задание, которое заключалось в том, что он должен был меня поцеловать. Он поцеловал меня в лоб. Затем с нами попрощались, мы вернулись в Хогвартс, и я лёг в кровать, чтобы поспать хотя бы пару часов, оставшихся до инструктажа с моей аспиранткой.

Я решил пока не давать мисс Бланш оригинальной научной работы, тем более, что на настоящим момент у меня уже ведёт работу мисс Олдман. Я решил, что для мисс Бланш будет лучше начать с того, что она будет моей ассистенткой на занятиях ЗОТС. И мы встретились в восемь часов утра, за час до первого занятия с первым курсом, чтобы провести инструктаж, выпить кофе, а также взбодрить себя у озера, крича экзорцизмы. Именно с этого я намеревался начать занятия с первым курсом. В общем-то, как я и ожидал, собственно экзорцизм занял всё занятие, а поскольку второе занятие должен был проводить Дамблдор, то я посоветовал тем, кто хочет продолжить занятия у меня, посещать занятия в Аврорате, где, помимо всего прочего, будут и мои занятия, когда закон об обязательных занятиях в Министерстве будет утверждён. После этого я имел удовольствие видеть лицо Северуса, чей кабинет находился по соседству с классом для практических занятий ЗОТС. Я был бы осторожнее, если бы знал, насколько сильно это отразится на вкусовых к ачествах аконита.

После занятий я занялся обдумыванием того, каким образом можно создать форму фамилиара. Поиски в Хогсмидской библиотеке ни к чему не привели, однако мисс Паркинсон дала понять, что в запрос в Отдел Тайн может принести больше информации. Я сказал Дамблдору о том, что в Отделе Тайн, по словам мисс Паркинсон, можно найти информацию о животных формах, и он тотчас туда отправился. А я отправился в лес на первое индивидуальное занятие со студенткой, которая мечтает когда-нибудь научиться анимагии и которой я пообещал провести ряд занятий для того, чтобы проверить, обладает ли она возможностью научиться этому или нет. На этом занятии она училась создавать выбранное ей свойство анимагической формы, которым оказалась спонтанность. Когда Дамблдор вернулся, оказалось, что мы не правильно друг друга поняли. Он решил, что, говоря о животных формах, я имел в виду оборотней, и он выяснял в Отделе Тайн, как от них защититься. Меня же, несмотря на то, что сегодня намечалось полнолуние, больше интересовали формы фа милиаров, поэтому в этот же день я сам отправился в Отдел Тайн. Там я написал запрос, и мне пообещали, что ответ придёт на следующий день. Когда я вернулся в Хогвартс и пообщался с мисс Олдман, которая уже приступала к разработке практической части своей работы, для которой она решила использовать средства всё же не зелий, а заклинаний, для чего теперь её требовалось обговорить это с мисс Грейнжер или мистером Финниганом, меня поймал студент-гриффиндорец с жуткой историей, связанной с потерей памяти. Надо сказать, что этот студент произвёл на меня хорошее впечатление, потому что это единственный первокурсник, который, несмотря на невозможность овладеть патронусом в своем возрасте, всё же сумел настоять на занятиях. Я уверен, что когда-нибудь, став для этого достаточно взрослым, он им овладеет. Из старшего курса я продолжал занятия с двумя студентами, которые начали заниматься у меня в прошлом семестре, и которые, в конце концов, добились того, чего они так хотели. Что касается этого гриффиндорца, то ему, не и мея времени копаться в библиотеках и собирать по крупицам информацию об этом странном случае, я задал вопрос о том, что значит для него слово, которое выкрикнула Распределительная Шляпа, оказавшись на его голове, и когда он заговорил о дружбе, я попросил его не забывать об этом и обратиться за помощью к своим новым друзьям. Хотя я уже давно не учусь на этом факультете, я всё же уверен, что Гриффиндор – это по-прежнему Гриффиндор. А тем более уверенным в этом меня делает тот факт, что сейчас там учится мисс Уизли.

В Хогвартсе ко мне подошёл директор Тофти и сказал о том, что Попечительский совет хочет сместить меня с должности преподавателя, что он этого не хочет и что для того, чтобы быть уверенным в моей защите, он завтра посетит моё очередное занятие с другим потоком первого курса. Я согласился, после чего отправился в больницу Святого Мунго, где проходила перерегистрация оборотней (это было совсем не больно), а затем пошёл за аконитом. Снейп, странно держа руки прижатыми друг к другу, сказал, что аконит мне сварят его аспиранты мистер Нотт и мисс Ледум. Мы вчетвером отправились в дом к аспирантам, где, пока варилось зелье, Северус провёл сеанс лигилименции насчёт моей личной жизни, дабы я убедился в том, что моё влечение к мисс Адамс вызвано моим желанием того, чтобы мной манипулировали. Помня о последствиях бесед со Снейпом об Анне Шельен, я дал себе слово, что мисс Адамс в любом случае убивать не стану. Кроме того, Снейп настойчиво советовал мне изменить программу моего завтрашнего занятия по ЗОТС, по тому что после такого занятия на глазах у комиссии, по его мнению, меня, без сомнения, вышвырнут из Хогвартса, а терять меня (видимо, как члена Ордена Феникса) ему не хотелось бы. После того, как аконит был готов, я выпил свою порцию. Я привык к тому, что это не самый приятный на вкус состав, и, кроме того, после того, как с помощью Гарри я сделал выбор в пользу своей сознательной сущности, мне стало легче это пить. Но в этот раз аконит на вкус был просто ужасен, и я вдруг на физическом уровне ощутил, как стальная перчатка сжимает моё сердце в кулак. Это зелье загоняло меня в крошечную клетку. Оно лишало меня свободы, запирая в тюрьму, чтобы зверь, который должен был проснуться этой ночью, не мог вырваться на свободу. Допив свою порцию, я получил остальное в котле Нотта для того, чтобы передать Тофти, который должен был дать аконит профессору Вульфу и Захарии Смиту, обследование которого после того, как он был найден на пригорке у Трёх Мётел с тяжкими повреждениями, дало серьёзные основания полагать, что он о боротень. Мистер Нотт просил занести ему пустой котёл. Я всё время забывал это сделать, и мистер Нотт чуть было не обратился в Аврорат с обвинением меня в краже.

В этот вечер я сидел с мисс Уолрен в китайском ресторанчике, ощущал, как прутья решётки отпечатываются на моей раздувающейся животной силой душе и вспоминал о тех несчастных носителях корсетов, на чьих печенях оставались отпечатки от детали их туалета. Мы продолжали говорить с мисс Уолрен о мечтах, вели почти светскую беседу, и тут мне стало невыразимо скучно. Я подумал о том, как проведу эту ночь в Визжащей хижине (после того, как я выпил зелье Поттера, я старался не рисковать, опасаясь неожиданных последствий), наедине с самим собой, и мне захотелось выть, несмотря на то, что я ещё был в человеческом обличье. Я вдруг почувствовал, что необыкновенно зол на всех тех студентов, которые хотят стать анимагами. Дураки, не понимающие, какое это счастье – просто быть человеком. Разбудят они в себе животное, а потом хрен затолкнут его обратно. Я почти сбежал от мисс Уолрен. Сбежал к Рози. Выплакавшись ей в плечо, я попросил её, чтобы сегодня ночью она пришла ко мне в Визжащую хижину. Рози пообещала, что придёт, а пока пригласила меня и Дамблдора в Три Метлы. В Трёх Мётлах происходило нечто странное, а именно, висящее там зеркало стало выплёвывать записки со странным содержанием, которое, нельзя было не понять, касалось способности фамилиара обрести форму. Разбираться с этими головоломками стал Аберфорс, а я сидел, ощущал боль сжатой души и усердно искал что-то на дне рюмки. Этой ночью я выл и скулил, пока дожидался Рози. Наконец, она пришла. Она чего-то боялась, просила меня вести себя потише, сказала, что я могу выть ей на ушко, если хочу, обняла меня и стала рассказывать мне сказки. Её голос и шум дождя почти меня успокоили, и мне подумалось, а что, если женская забота и есть то, что мне нужно. Мисс Адамс привлекала меня своей страстью, не более, но Рози, казалось мне, способна на большее, и я почти представил себе, как мы живём в одном доме, и каждое полнолуние Рози меня обнимает и рассказывает сказки.

Когда полная луна зашла и я пришёл в себя, мы вернулись в Хогсмид, Рози отпаивала меня в Трёх Мётлах, к нам присоединились авроры, а затем мы попрощались, и я отправился в Хогвартс. Я был весьма удивлён обнаружить «Коллопортус Ультима» на нашей с Аберфорсом двери. Когда я постучал, он снял это заклинание, выглядел очень уставшим и спросил, не я ли это выл сегодня ночью. Когда я ответил, что это был я, Дамблдор сказал, что это было глупо, что у него были какие-то дела недалеко от того места, где я выл, что он очень испугался и чуть было не отправился сжигать всё Инсендио Ультимой в моём направлении. Я не стал расспрашивать его о подробностях того, что он делал в лесу в день своего рождения, в который я подарил ему нарисованного мной маслом феникса, и как это связано с возможностью использования им Инсендио Ультимы, но, засыпая, я всё же задумался о том, а на что был бы готов я для того, чтобы обрести магическую силу, если бы я, убереги Мерлин, родился бы сквибом.








В начало страницы