Отчет профессора С.Снейпа. День Четвертый (окончание)
Я добрался до Хогсмида пешком, уже в сумерках.К этому времени мне навстречу попалась пара умиротворенных сливочным пивом коллег, две стаи возбужденных студентов, явно наметивших гулянку по окончании экзаменов, представитель Гринготса и бездомная собака. Сложный комплекс ассоциаций от увиденного заставил меня при входе в «Три метлы» пересечь зал и без стука войти в комнату м-м Розмерты.
- Ого! – сказала м-м Розмерта, кося через плечо. – Наконец-то! Вам льва зимой, как всегда, профессор?..
Ее проницательность была соразмерна ее же отсутствию иллюзий на мой счет.
- Да, льва зимой, три раза. В счет Люциуса Малфоя, пожалуйста.
…В зал я не пошел. Пользуясь приобретенными за семестр правами, я сел на ее кровать и стал накачиваться алкоголем.
Играло радио. В отличие от обычного репертуара («Почему бы нам не сделать ЭТО прямо на дороге?»), оно тянуло задушевную песню про добро. Очевидно, на волне был час романса.
Я прикончил второго «льва» и вслушался в слова. Захотелось повеситься.
Потом песня заиграла с начала (победители дурацкого чата), и в двери розмертиной комнаты вплыл директор.
- Альбус! – поднял я на него взгляд над ободом стакана. – Пожалуйста, закройте дверь. Вы даже не представляете, как именно вас-то мне и не хватало!
Директор нахмурился, крутанулся на каблуках (дверь при этом не закрыл), потом подошел к Розмерте. «Да ладно вам!» - хохотнула она. Он, черт возьми, собирался выйти так же просто, как и вошел.
- Альбус! – возопил я. - Пейте здесь! Возможно, пока вы будете пить – вы не станете меня перебивать. И даже услышите кое-что… про добро.
- Налей-ка, душа моя, коньяка! – обратился Дамблдор к Розмерте.
- И дай пепельницу! – потребовал я.
Пришедшая в ужас м-м Розмерта, чью комнату захватили без малейших признаков совести, удовлетворила нужды посетителей в двойном размере. После чего выплыла в зал и закрыла дверь с той стороны.
- Вот! – изрек я, указывая в примерном направлении радио, скрытого сухими вениками и связками лука. – Слова разбираете?..
Директор пожевал губами и прикрыл глаза. Качнулся вперед-назад, зажав кубок. «Хо-ро-шо!» - сказал он авторитетно. Директор, много лет содержавший Феникса, слыл большим музыкальным знатоком.
- И это все? – ядовито вопросил я. – Конечно, текст не блещет оригинальностью… Как положено популярной волне… Не так ли?... Но почему у вас не нашлось ничего подобного, когда… - мне неожиданно пережало горло. – Почему вы ни разу не произнесли этих простых слов? Ни мне, ни кому бы то ни было?...
- Э-э… видишь ли, друг мой!... – очнулся директор, глядя из подлобья.
- …Я, положим, не нуждаюсь ни в утешении, ни в подбадривании, - меня несло в слепящие дали, полные невысказанной ярости и слезливого укора, - но те, кто может надеяться… Кто хотел надеяться… Поттер…
- Поттер??! – взвился директор, и двумя большими шагами пересек комнату. В ярде от меня его большие, натруженные руки сжались в кулаки. – Да этот Поттер – убийца и предатель!!
- Что??! – не поверил я ушам.
- Что слышите! Он убийца и предатель! И я удивлен, как его до сих пор не вышибли из Хогвартса!
Секунду я осмыслял услышанное, пока дрогнувшая рука не выпустила стакан.
Применение «Репаро!» показалось мне недопустимой мелочностью.
- Отлично, - тихо сказал я, откидываясь на кровать. – Предсказанный спаситель волшебного мира – убийца предатель. Как и я.
Директор, помедлив, наклонился, изучая мое лицо. Я отвернулся. Разводы на обоях мадам Розмерты были смазаны спинами случайных посетителей, два сальных пятна всплывали над покрывалом.
Я физически ощущал, как в Дамблдоре клокочет сдерживаемый гнев, столь похожий на праведный – но он не был сильнее моего разочарования. Ни один из принятых внутрь градусов не попал по назначению. Я был кристально трезв, и мне было горько.
- Позволь-ка… - наконец сказал директор, садясь у моего плеча. – Позволь сказать тебе, что Поттер, которого ты столь рьяно защищаешь, дважды приходил ко мне по поводу Людо Бэгмана. Этим делом занимался педсостав и я лично, но – как полагал Поттер – недостаточно. Ему было своевременно указано не вмешиваться, поскольку месть дурной советчик.
- …Да, господин директор, - бесцветно отозвался я.
- Я потерял кучу времени, объясняя этому доморощенному спасителю его детские мотивы. Он, видите ли, думал, что убийство – единственный путь! Наконец, как показалось, он меня понял. Но соблазн оказался сильнее. В итоге Поттер просто нас обманул.
- Конечно, господин директор, - прошептал я. - Соблазн запереть Поттера в клетке был также весьма силен. Могли бы и запереть – но без аврорских заклятий, не так ли?
- Что? – напрягся директор.
- Могли бы не принимать Поттера в орден и не давать ему в руки гранату, - сказал я тускло. – Если вы так мудры, господин директор.
- Я тоже могу ошибаться в людях! – отрезал Дамблдор. – Тем не менее я контролировал ситуацию, как мог! Мы все… в каком-то смысле виноваты.
- Да? – повернулся я. Директор сидел мрачный и, видимо, принимал очередное решение. – Вы прочитали мою бумагу? С подписями?.. Ничего не хотите сказать?..
- Я не прочитал твою дурацкую бумагу, - сказал директор. – У меня есть более важные дела.
- А, - усмехнулся я. Вышло плохо. – Тогда спешу заметить, что ни в одном из происшедших событий я не чувствую себя виноватым. Не я угробил женщину только за то, что она решила вернуться в семью. Не я распылил вырванные из тел души. Не я лишил жизни болгарку 12 лет. И вам лучше узнать прямо сейчас? что Поттер в моих глазах совершенно прав.
- Он действовал, как последнй трус, - сказал директор. Его лицо стало темным. Неподвижные глаза внимательно и откровенно смотрели в мои. Разумеется, по мнению Дамблдора, я тоже недалеко ушел. - Вы не понимаете одной несложной вещи, - произнес я, игнорируя знаки грядущего шторма. Моя апатия казалась мне почти преступной. – Поттер дал себе обещание восстановить справедливость. Вы знаете, что такое честное слово, господин директор? В любом случае, даже если Поттер ничего не сказал вам об этом – он защищал честь девушки, как это может понимать подросток. Вы знали, что Кэти Бэлл – его девушка?.. - Да эта Кэти Бэлл – строевая пизда! - вскричал директор.
В воздухе повис свист.
Минуту мы молча смотрели друг на друга. Искренность директора не вызывала сомнений.
- Разумеется! - прикрыл я глаза, откидываясь на покрывало. – Конечно, господин директор, перед вами любая пизда становится в строй, и стоит там, как ей положено… в факультетском каре… Скажите лишь одну вещь: за что вы так ненавидите женщин? Даже больше, чем я??..
…Помолчали. Потом почуялся табачный дым.
- Кэти Бэлл взяла Поттера под каблук, - раздался голос Дамблдора. – И Поттер, как последнй кобель, рад был бегать по ее указке…
…После пятнадцати вполне доказательных минут, занятых лекцией о подростковой психике, сексуальности стерв и необходимости сохранять чувство собственного достоинства, я окончательно понял, что плыву в соседнем потоке. Как всегда, в одиночестве.
Неожиданным было только одно открытие. Убийца и предатель Поттер больше не казался мне успешным нахалом, которого следует прикладывать об стол, чтобы не зазнавался. Глупый подкаблучник-Поттер вернулся в тот чулан под лестницей, откуда выполз шесть лет назад. Мой собственный чулан смыкался вокруг меня, ограниченный руками Альбуса Дамблдора.
…Потому что именно в этот момент его ладони подняли мою голову и переложили на директорское колено.
Какой дипломатический, просчитанный, запоздавший жест.
- Чего вы хотите от меня? – спросил я, неподвижно уставясь с пространство. За серой мантией Дамблдора расплывались на стене сальные пятна.
- Ничего, - тихо ответил директор. – Я никогда ничего от тебя не хотел.
Его пальцы перебирал мои волосы. Я ощущал их кожей головы, веками и всеми участками кожи, куда они смогли дотянуться. Равнодушные, холодные, призванные починить то, что сломалось. Неоговоренное контрактом дополнение к преподавательской зарплате.
- Мне было бы куда проще делать мою работу, - сказал я, - если бы я знал, что именно вам нужно. Знаете, несколько угнетает… неопределенность.
- Ты можешь не волноваться, - его ладонь прошлась по моему лбу, - любая информация, которую ты приносил мне, была совершенно излишней. Они не была мне нужна.
- Отчего вы не сказали это раньше?.. – прошептал я. Голос сел. Наверное, к лучшему.
- Зачем? – ласково возразил директор. – Разве тебе не необходимо знать, что ты приносишь пользу? Даже если это иллюзия?..
- Иллюзия, - усмехнулся я. На сей раз более чем правдоподобно. Мне вовсе не хотелось, чтобы что-то осталось недосказанным.
- Видишь ли, Северус… - сухие губы коснулись виска. - У тебя комплекс служения. В этом твоя слабость.
В молчании я наклеил на себя улыбку, словно всю жизнь мечтал таять от чужих утешительных ласк. Холодный мозг щелкал, как зубы садового гнома. Мудрый добрый Дамблдор всех научит быть людьми, легилименсом просветит, по сусекам разведет. Количество убийц и предателей… Сколько в конечном итоге их насчитывает Хогвартс?.. Будь проклят день и час, когда я пришел в эту школу. Руки и губы директора были вполне бесстрастны. Они-то уж точно ничего от меня не хотели.
Обман доверия – вещь крайне прозрачная. Ее ни с чем не перепутать. И никогда – НИКОГДА – ее нельзя простить.
Не знаю, слышал ли Дамблдор мои мысли. Возможно, нет. Возможно, он в этот момент мне нечто преподавал.
- Альбус, - наконец сказал я. – Зачем вы это делаете?
- Делаю что? – все так же мягко поинтересовался Дамблдор.
- Зачем вы касаетесь меня?..
- Мне кажется, это то, что тебе нужно, - ответил директор.
…Какая прекрасная жертва. Ничего – лично себе, все - ближнему.
- Не думаю, что мне это нужно, - сказал я.
- А чего бы тебе хотелось?
- Полагаю, я хочу Гарри Поттера, - ответил я.
…Как закрылась дверь за Дамблдором, я не помню.
Дверь «Трех метел» хлопала на ветру. Входили и выскакивали посетители, взрывы студенческого смеха неслись издалека, как из-за завесы. Кто-то входил и выходил из комнаты. Мелькал подол Розмерты. Звенели бутылки.
Мне насущно необходимо верить во что-то, что больше меня. Неприглядная и не подлежащая пересмотру правда. Она не имеет отношения к «вере в человека», потому что человек чаще всего – это список прочитанной им литературы. Когда бесстрастно сморишь на человека – видишь незаконченную тинктуру, в которой полно осадка. Никто не станет целым, пока одна растресканная колба советует другой. Медленно вытекает наружу прокисший опыт. Мои ошибки пахнут лучше ваших… Фанатики счастливее философов: им очевиден незримый мастер, стоящий за процессом.
…В отсутствии такового остается отрываться на студентах.
Пока не стемнело, я делал вид, что конец семестра сказался на мне расслабляюще. Три студента попали под «нудиус» (хватило духу исполнить только у студентки моего факультета). Кто-то вопил под окнами «Я хочу профессора Снейпа!» (амата сентенция, как несложно догадаться.). Говорят, бедный Поттер тоже был в этом замечен: он заходил в общий зал «Метел», получил искомое проклятье - и стрелой унесся в больничной крыло. Я тоже пару раз поскулил про хотение Гарри Поттера – без всякой сентенции, а сугубо для повышения общего тонуса. Поскольку парные вопли, разделенные стеной, выглядели более чем забавно.
На улице шло большое гулянье. Возле больничного крыла толпились заикающиеся и несущие всякую чушь студенты – в ожидании медицинской помощи. Кто-то из моих же великовозрастных кретинов наслал Амату на меня. На МЕНЯ!
Карать. Лечиться – и карать!
Ладно. Страшная месть вылилась в пять минут чужих рукоплесканий.
…Невероятное чувство. Уносить свою тоску в ночь под общефакультетские аплодисменты. Миг славы, фальшивой и незаслуженной, как и последняя треть жизни.
…В подземелье меня ждал сюрприз. Нетрезвый Эйвери с жалобами на каркаровскую печень, почки и расшатанный организм желал как можно скорее стать похожим на прежнего себя – и попробовать Круциатус.
Тело Каркарова мне было не жаль. А психике Эйвери теперь вообще ничто не грозило.
На своей психике я поставил крест.
Потом пришел Эндрю Голстейн, утомленный чужой попойкой, в которой он никак не мог найти свое место. Он желал обсудить свою возможную научную работу. Я предложил ему попробовать Круциатус.
Потом пришла Гермиона Гренджер, чтобы наконец сдать мне теорию зельевареня. Если бы не учебный раж – это можно было бы счесть вопиющей наглостью. На часах была половина третьего ночи. Поэтому мисс Гренджер было предложено посидеть в уголке, пока пришедшие перед ней не ознакомятся с непростительным заклятьем.
Несложно догадаться, что в результате данного приема мистер Голстейн остался лежать (я с ужасом понял, что он здесь и переночует), мистер Эйвери оценил свои возможности и поступил так же (плюс еще один), а мисс Гренджер сдала теорию на Непревзойденно.
…Все это время в Малфой-меноре у Люциуса Малфоя шла заявленная оргия. Симпатический состав работал отменно. Очевидно, все происходящее у меня было отражением пожирательских забав – правда со скидкой на масштаб и характер квартиранта.
…Поэтому было неудивительно, что через час оклемавшийся Эйвери, тонко уловивший настроения среды, привел Поттера.
Пока он искал жертву для забав, пришли давешние слизеринцы (потому что никто не составил им скользящего графика и не отменил обогрев кровати).
И оргия, как ни печально это сознавать, пошла полным ходом.
…Ровно тридцать минут.
Пока нервный Поттер, накануне накрученный МакГонагалл, со словами «Я больше не могу это выдерживать!» не применил Хроноворот.
Интересные вещи узнаешь о студентах Хогвартса. И о себе. С первого взгляда на Мальчика-Который-Выжил я сделал вывод, что Поттер – тупой и посредственный мальчик. Шесть лет он изводил меня дарами, которые валились на него незаслуженно, и своим неумением ими воспользоваться. У моих оппонентов оставалась надежда, что с возрастом поттеровский интеллект дотянется до возлагаемых на него надежд.
Но я никогда не ошибаюсь.
Поттер перевел Хроноворот на сутки назад, стоя в изножье кровати. Наверное, ему не объяснили, что этот прибор меняет время, а не место. Возможно, он полагал, что моя репутация лучше меня самого, и я в действительности никогда не ночую дома.
Заблуждение.
…В начавшемся за стенами рассвете Поттер остановил Хроноворот и обнаружил себя у моей кровати все в том же обществе.
- Отменно, Поттер! – воскликнул я. – Блестящее решение – одним жестом избавиться от балласта. Вас-то мне и надо! А то, как видите, все прочие уже спят…
Бедный мальчик.
Прекрасно началось следующее утро.
Безлюдно, светло, без булавок и без мигрени. Студенты собирали саквояжи и книжки, чтобы успеть на Хогвартс-экспресс. Стучал вдалеке палкой Филч. Домовые эльфы жгли в парке фантики, мусор и рваные конспекты.
Лохматая голова Поттера закрыла пробивающийся снаружи луч.
- Где мои очки? – спросил он.
- Не имею понятия, - сказал я. – Вы спали без них. А где ваш шрам??
- Да тут он… – смутился Поттер. – Я просто… чтобы никто не пялился…
- Косметические чары? – расхохотался я. – Боюсь, Минерва права…
Повисла пауза.
- Ужасно! – наконец сказал Поттер, проводя по вихрам пятерней. – Мало того, что очки потерял… Еще и проснулся в постели профессора Снейпа…
Прекрасно началось утро.
Десятый час утра первого дня каникул.
В начало страницы