Мемориз Кая Милвертона.

Бабушка хорошо научила меня остерегаться злых духов, поэтому в английскую магическую школу я прибыл во всеоружии. И первый же дух, обозначившийся над Большим залом, предвещал недоброе. Я понял, что отныне его метафизические крылья нависнут над каждым днем моей учебы. Наученный бабушкой распознавать проблемы, я заметил его еще до того, как он преподнес розу профессору Локхарту - в знак того, что не будет довлеть над его судьбой так, как довлел над моею. В мое сознание тут же пробрались демоны зависти.

В первом объявлении пр. Альбус Дамблдор забыл упомянуть пр. Локхарта и какого-то еще профессора, поэтому разом лишил себя защиты, который дала бы ему лояльность этого полтергейста, Пивза - Пивз-то ничего не забыл. Даже розу припас.

А вдохновленный пр. Локхарт вынул из потайного места мантии свою последнюю книжку и преподнес ее пр. Снейпу, как победителю необъявленного конкурса "Кто пришлет больше всего писем пр. Локхарту". На афтографе значилось "Старательному Снейпу". Подписывая все свои книжки на одну букву, Пр. Локхарт только раз изменил этому принципу, о чем когда-нибудь расскажет сам.

В этой ситуации я, как и всякий достойный потомок юкатанских племен, не смеялся, однако пр. Снейп счел нужным поспешно заметить, что это была деловая переписка. Не понимаю, зачем он это счел - как будто между двумя достойными мужами может быть что-то иное. Вообще наш декан часто оставался непонятым мною, хоть и походил на кого-то из моих юкатанских и даже, прости Мерлин, английских предков, хотя это не они придумали эксперимент с отправкой меня в Хогвартс, дабы убедиться в верности моего харктера змеиному тотему. И вот убедились, обрекши мою молодую жизнь протекать под сенью шалостей безумного полтергейста. Страсть к экспериментам со шляпами у Милвертонов фамильная.

Умирая от сочувствия, я смотрел на свой факультет - в тот вечер многие из них вели себя так, словно видят меня в первый раз. Они предложили мне большой зеленый в полоску фрукт, красный внутри, к которому я, естественно, прикоснулся лишь ножом и перчатками, а те, кто вкусил его, стали весьма непрочны сознанием и в дальнейшем. Мой курс немного попереживал за них - не долее, чем обязывает слизеринская вежливость - и мы уснули.

Утром пр. МакГонагалл учила нас трансфигурировать хаос в порядок и велела интуитивно написать, чем отличаются истинные магические учения от ложных. У меня, знаете ли, огромная интуиция. С такой интуицией и мозгов не нужно. С какими из моих достоинств вы бы не захотели сравнить ее размер, она все равно будет больше всех. Поэтому вечером я с трудом уместил на требуемой странице требуемые десять отличий.

Пр. Снейп велел нам сварить Умиротворяющий Бальзам. В нашем с Ванессой, на взгляд профессора, плескался избыток спирта, как символ и компенсация недостатка счастья. Меня, привыкшего к канабису и пейоту, это вряд ли смутило бы, но англичане - создания хрупкие. Последнее иногда это сочетается с непонятным мне парадоксом - в частности, Ванесса, попробовав зелье, состроила недоуменную мину на тему "ну и где там вообще спирт?", а мне сказала: "Я же говорила, Кай, что ты налил много!". Много-не мало, сказал я, а сам подумал, что со слизеринскими женщинами мне определенно будет не хватать счастья.

Впрочем, рецепт обретения оного я нашел позже - Эйвери всю сессию выглядел счастливым безо всяких женщин, и это счастье было столь огромным, что его груз заставлял Эйвери шататься при ходьбе и даже - как это по английски? - стойбе.

Во время Защиты От Темных Сил у Люпина я одним из первых вызвался поговорить с профессором. На бумаге он просил только одну фразу о счастье, и моя выглядела так:

"Самое чистое и незамутненное сомнениями блаженство я почувствую, стоя на широкой, уводящей за горизонт дороге и сквозь слезы наблюдая закат, в сторону которого, едва успев попрощаться, поспешно и навсегда удалились все идиоты с недоумками, когда-либо предназначенные мне судьбой".

Под словом "судьба" я еще суеверно не имел в виду Пивза, а следовало бы.

- А зачем, - спросил Люпин, - вам нужно очищенное от идиотов пространство?

- Я начну творить на нем гармонию, - ответил я самонадеяяно, словно умею это делать. - А творящим не нужны помехи.

- А в чем, по-вашему, выражается идиотизм? - поинтересовался он. Не исключено, что с целью выяснить, принимать ли это на свой счет, ведь я все-таки из Слизерина.

- Приведите пример.

Я стараюсь не запоминать таких примеров - этот балласт в памяти гремит при ходьбе и мешает ее осуществлять не хуже перманентного "малидицеро"господина Эйвери.

- Ну, - задумался я, - вот собираюсь я, к примеру, зайти в свою комнату, открываю дверь, и вдруг на моем пути стул. По-моему это форменный кретинизм - поставить его туда.

Профессор Люпин дотронулся согнутым пальцем до небритого пространства под носом.

- И что вы сделаете? - стало вроде как интересно ему.

- Уберу стул, - ответил я.

- А если он появится снова?

- Выясню, кто такой упорный, и набью ему лицо риктусемптрой.

- А если это не поможет? А если не найдете? А если не найдете причин, но стул будет упорно появляться, несмотря на все ваши усилия?

Я вспомнил о сингулярности, но забыл, как звучит это слово. Все-таки Локхарт явно эманировал на всю школу своим недолеченным "обливиэйтом".

- Тогда я не смогу попасть домой и, наверное, рано или поздно умру.

- Хорошо... а представьте мир, где живут только те, кто ставит у вас на пути стулья, - развлекался профессор.

Я еще раз вспомнил слово "сингулярность", но ничего, кроме матерных аналогов с добавлением латинских "максима" и "ультима" в голову не приходило.

- Тогда я начну убивать, - пообещал я. - И не говорите, что вы меня не понимаете - человек, обреченный продираться сквозь дураков и стулья способен даже на то, на что он неспособен по мнению дураков, которые его знают (то есть, им кажется, что они его знают, пока им не приходит в голову экспермент со стульями, в результате которого они понимают, что не знали человека и чувствуют себя дураками).

Не дословно эту самую фразу выродил я, впечатленный ужасным видением, но в тот момент меня уже не слушал даже я сам, поэтому и "обливиэйт" ни при чем.

Профессор пообещал мне "патронус". Я подумал, что мой "патронус" обречен иметь форму стула.

На уроке чар с профессором Флитвиком стало ясно, что мое тело никогда не слушается меня в ту сторону, которая запрещена менталитетом. Я старался, но профессор Флитвик этого не видел, увлеченный обучением студентов Рэйвенкло. Впоследствии его приходилось зажимать в угол, чтобы у него чему-нибудь научиться, а в Хогвартсе очень трудно бывает иной раз найти угол, и еще труднее - профессора Флитвика.

Днем меня отловила Лили Найджелус с вестью о неприятии седьмым курсом нашего общения с оборотнем Люпином. Она выглядела одержимой какой-то из инкарнаций Пивза, таскала меня за руку по коридорам и бессвязно причитала. Какое непрочное сознание! А ведь я в нее почти влюбился. Она произнесла фразу, выдавшую мне причины ее состояния - невнятное что-то вроде: "пивз здесь!". Интересно, если в момент одержимости англичанина злым духом англичанина заавадить, то куда денется злой дух? Я бы спросил Сами Знаете Кого, но сам не знаю, что бы он мне ответил.

К вопросу о том, куда катится мир - я скучал по интригам, но взаимоотношения в Слизерине были явными до тоски и зубной боли. Не могу не отдать должное упорству Габриэллы Розье де Рец - она совершенно ни во что не ставила нас, мужчин. Даже своего родственника Жана Поля Розье - вот уж кто совершенно не был похож ни на одного из моих юкатанских, и даже английских предков! В этой стране чистая кровь определенно другого цвета.

Не говоря уж о воспитании. Как-то я зашел к профессору Снейпу, дабы обсудить с ним один интересный аспект древней магии, а следом за мной в кабинет декана (!) ворвалась Ревекка и спросила:

- А о чем ты собираешься говорить с профессором Снейпом, если не секрет?

- О, - изрек я мрачно и проникновенно, - это, знаешь ли, стра-ашный секрет.

Если б она не обиделась и не убежала, я б еще и подвыл, ей-Мерлину.

Не помню, на который день мы регистрировали палочки у любезного Оливандера, но этот человек показался мне достойным. Говорят, на последнем квиддичном матче он убивал комаров непростительными заклятиями, пугая этим министерского работника Смитта.

Кстати, о Министерстве Магии. Я замучился считать, сколькими пивзами одержимы эти замечательные люди, но из-за них старосты загоняли нас по комнатам как раз тогда, когда начиналось самое интересное.

Второй ЗОТС вел пр. Снейп. Облокотившись о стену, он общипывал видавшее виды коричневое писчее перо, плоское от жизненных неудач и слишком большое для гусиного, слишком широкое для орлиного, и слишком выцветшее, чтобы можно было определить, из какой оно вообще птицы. Он говорил, что у каждого поднятого мертвеца есть имя, означенное на его теле анграммой, которое нужно разгадать и вставить в формулу экзорцизма, пока инфери горит после нашего "инсендио". Кстати, "инсендио" нам к тому времени жадный пр. Флитвик еще не дал. Практиковались мы с тренировочными инфери, мне тоже выпало счастье им побывать, и звали меня "Хренота", что в анаграмме выглядит коротко и загадочно. Зовите меня так после смерти, это лучшая эпитафия моей покалеченной Пивзом судьбе.

А настоящую атаку инфери мы торжественно проспали, и я не буду о ней. Мне в эту ночь снился Сами Знаете Кто, натягивающий на свое лицо капюшон и в чем-то меня старательно убеждающий. Сон явно наслал Пивз, поэтому на следующий день я немного размялся, кидаясь в него шишками.

Теорию Магии мне нормально послушать не позволили наши девушки, да и речь профессора Огдена, хоть и была достаточно проста для понимания, но стройной не выглядела, что меня опечалило.

Пр. Локхарт снял двести пойнтов с Гриффиндора за то, что никто из них не ходил на мемуароведение. То есть, они не ходили, пока не поняли, что это путь к воскрешению. Грубо и вполне по гриффиндорски. А мы с Ричардом пошли. Это было лучшее впечатление за день, и темные тучи страшного Пивза над моей судьбой немного рассеялись - видимо, данного профессора полтергейст не принимал всерьез. А зря - я чувствовал за этими многократно воспетыми серыми глазами скрытую и довольно, надо сказать, грубую силу.

И она не замедлила показать себя впоследствии. А пока пр. Локхарт рисовал апикальный сколлекс дементора и дорсальные членики, скрытые плащом.

История создания анатомического атласа близка мне по духу, как ни одна другая: шел, значит, сэр Фортескью, потерявший свою мантию и мечтавший прикрыться. А тем временем голодный дементор нашел за кустами по обочинам той же дороги компанию растаманов и нацеловался по положения риз, то бишь, своего легендарного плаща - ведь дементоры, как вампиры, пьют не только чистую субстанцию, но и примеси, неизбежно попадая под их действие. Сэр Фортескью заглянул за кусты, где шевелилось, и видит - лежит мантия. По наследству она и перешла проф. Локхарту.

Что было дальше, помнят все, кто не нарвался впоследствии на "обливиэйт" пр. Локхарта: Габриэлла с Ванессой и Ричардом, наслушавшись рассказов г-на Эйвери о том, как под ним взорвалась тумбочка, и из нее посыпались инфери с магом в Кровавом Доспехе, пошли в Запретную Секцию библиотеки за информацией, без которой было скучно.

Мы с Ванессой, Габриэллой и Ричардом утром того дня поругались, после чего при варке "Глотка Надежды" у нас с интервалом в полторы минуты взорвалось оба котла. Пр. Снейп сказал, что тему про эмпатию мы теперь усвоили твердо. Он не мог знать о наших отношениях, и возможно, думал, что пошутил, а возможно и то, что его спобности к эмпатии позволили ему вложить в эту шутку более глубокий смысл - не знаю. Однако произошло то, что должно было произойти, мой разум открылся, и я очень быстро растерял всю ту энергию, которая ему в нормальном состоянии полагается.

ЗОТС вел пр. Грюм, учивший нас распознавать заклятие "империус". Вокруг нас под ним уже явно кто-то бегал, но мы вместо выявления пострадавших жаждали получить хотя бы "экспеллиармус". Не получили. Вообще весь день был ознаменован массой бесплодных усилий, влючая беготню за пр. Флитвиком, поэтому визит в Запретную Секцию я проспал. Снов не помню, но по пробуждении Ванесса с Габриэллой сказали:

- Мы нашли портал.

Посовещавшись, мы запустили в портал вовремя подвернувшегося пр. Локхарта - он Мунго прошел, у него плащ дементора, он не Милвертон и даже не Малфой. И он ушел.

На обратном пути обожаемый преподаватель походил на предводителя темных сил - в своем потертом дементорском плаще он двигался от портала, а темные силы маячили за его широкой спиной.

- Уходите! - махал он на нас руками.

Вспомнив, что стрясли с пр. Флитвика довольно мало защитных заклинаний, мы послушались.

А когда выглянули обратно, то нашли трупы директора, пр. Грюма и несколько маячащих по коридорам фигур в связке - один упс, два дементора. Очень удобно, чего не скажешь о нас с Ричардом, которых было только двое. Но Ванесса, Габриэлла и Марина из Рэйвенкло уже успели подраться с ними, и теперь скрывались в больничном крыле, боясь открывать дверь. Мы храбро спасли их оттуда - благо, там знали наши голоса, а то никакой пароль бы никого не убедил, даже с добавкой "ультима".

Девушки к тому времени прошли две трети пути той загадки, что касалась защиты Хогвартса. За те же часа полтора, пока я спал. Тем же путем шел Гриффиндор, но гораздо дольше - два дня. Что характерно.

После атаки мы с девушками смылись со слизеринской оргии и в поисках Флитвика (тогда же? или не тогда же? )забрели в Запретный лес - во-первых, за разгадками, во-вторых, дабы убедиться, что разгадок там нет, а в-третьих - просто так.

В лесу нас нашла Панси и отправила обратно домой, а может быть, и на огргию, мы не поняли. Никому не расскажу, что мы перед этим слышали в лесу.

На следующий день Мелифлуа рассказали мне, что ночью на Ж.П. Розье напал Люпин. Я спросил Ж.П. как выглядит воплотившийся оборотень, но ничего не получил в ответ, кроме "ужасно". Бедняга - с такой наблюдательностью его у нас на Юкатане задрал бы первый гризли. Сестры Мелифлуа предположили, что сэр Люпин напал с целью интимного контакта, и мне это совсем не показалось смешным.

Я вспомнил гербологию - у нас с Мелифлуа была одна грядка с мандрагорами, прекрасная в своей ассиметричности. Рядом раскинулась грядка Лили и других - длинная, утыканная по бордюру хворостом и от того похожая на кладбище. Кто-то даже положил туда цветок.

Вечер я посвятил беседе с одной из этих чудесных девушек, не буду говорить, с какой, чтобы не смущать ее чистую репутацию. Я рассказывал про своих предков, а она рассказывала о Кюри - не помню, как мы дошли до этой темы, кажется, через Кастанеду, который тоже был одним из моих предков по материнской линии. Сидели мы под окнами "подземелья на холме", щурились на закат и видели белку, что добавило нашей ученой беседе живости.

В вечер второй атаки мы предприняли попытки пообщаться с Гриффиндором на тему загадок, и я помню непрерывную беготню между гостинными и недоверие в глазах Джинни Уизли. В какой-то момент мы оказались в родной гостинной - там весь вечер шла вялая оргия. Так я узнал, что здесь называют этим словом и заключил, что фантазия здешних демонов крайне бедна. Впрочем, чего ждать от тех, кого заставляют жить в волшебных палочках?

Я хотел построить ловушку на Пивза, чтобы пустить его назавтра по следу Флитвика, но меня опять отвлекло мемуароведение, квиддич, "Три Метлы"...

Кстати о "Трех Метлах" - за день до квиддича меня от Пивза отвлек бал. В начале все выглядели печально и жались по стенкам, и только я танцевал с пр. Спраут и мадам Розмертой, рассказывая им о своих славных предках. Дальше мы все устали и стояли по стенкам, а тацевали другие под предводительством то Драко Малфоя, то пр. Треллони. Что было дальше, все знают - конкурс "Мистер Хогвартс" и другие увеселительные мероприятия, про которые я могу сказать только, что они мне очень понравились, особенно место, которое занял наш факультет. Это все из-за Пивза - наш факультет не спас бы даже я, неоднократно лидировавший в почтовом конкурсе "Мистер Юкатан". Впрочем, про меня на балу и так было понятно, что я лучше всех, даже лучше пр. Локхарта, который открыл свое лицо только к концу бала, а до этого скрывал его под броней, а я ничего не скрывал, даже магического ореола своей гениальности.

Но старосты увели нас с бала, и моя гениальность осталась невостребованной. У Пивза, надо заметить, по этому поводу была страшно довольная физиономия.

Я хотел переделать мир, но не нашел достаточно материала - часть наших уже бегала под "империусом" (который, на мой взгляд, заставил их существенно повеселеть), а моя голова была забита массой сплетен и историй, которые я здесь не привожу, потому как они чужие, а я если и принимал в них участие, то весьма опосредованно.

Я скучал. Я даже написал сочинение для пр. Локхарта. Я даже пошел посмотреть квиддич, где мы продули.

Еще я помню последний вечер, когда наше начальство и логика вещей решили, что темные силы нападут на Хогвартс.

Мне прервали интересный сон про то, как я накладывал "круциатус" на покойного Рона Уизли, чтобы посмотреть, нельзя ли ему чем-нибудь помочь. Прервали идиотским способом - громко спросив, сплю ли я. Узнав, что не сплю, обрадовались и повели в "подземелье на холме", где я почти все время провел за чтением "Свинцовых врат алхимии", оставленной на столе кем-то вроде профессора Снейпа. Порталы к тому времени трансфигурировали, загадки протоптали, защита ушла к темнюкам, чем, собстывенно, и мотивировался отказ начальников от штурма Малфой-мэнора. А зря, мы бы его по камешкам разложили, ведь, по всем законам магии, любое заклятие - ничто перед вектором массового сознания. А сознание, точнее, желание, было весьма массовым. Не знаю, хотел ли этого Пивз, но по логике вещей должен был.

А вот Темному Лорду было наплевать на логику вещей - позже мне рассказали, чем верные ему люди занимались в тот вечер - не знаю, было ли кому-то из них хорошо, но если и да, то вопреки упомянутой логике. Логично только то, что им было не до нас.

Символом нашего простоя был активизировавшийся в помещении Хапплпафф. Они пели песни. Надо сказать, чудесно пели, я даже читать не всегда мог. С ними выступал портрет Дамблдора.

Я не пел. Это пришло потом, когда мы с Розмертой курили, глядя в окно и размышляя, как бы отправиться поспать, а еще кто-то ( кого я помню только в лицо), провел аналогию наших посиделок с маггловским кином по имени "Гараж" и сказал, что нам не хватает только рыбы и Драко Малфоя, который опаздывает на помолвку и беспокоится, что его невеста сейчас выйдет за кого-нибудь другого. Драко, как оказалось, с нами был, но под мантией-невидимкой, где ему странным образом удавалось накладывать "ступефаи" на пр. МакГонагалл, которую он (вместе со всем гриффиндором) подозревал в порочащих связях и гнусных намерениях. Очень непочтительный поступок, но неудивительный - ведь он всего лишь мистер Малфой, а не Милвертон.

Пел я про то, что кручина меня все-таки извела, прямо-таки на корню слопала. Декана у нас забрали прямо на экзамене, поэтому мое любовное зелье принимала мисс Паркинсон - испробовав, она сказала краткое "слишком", и мне поставили "пы". Я сейчас допиваю это "пы" - неплохо так, пусть бы и "слишком". Жаль, мало, да и любовь от него какая-то странная.

А гриффиндорцы, слоны, разбили крышку от фамильной банки Милвертонов. Кстати, о гриффиндорцах - они были такие настороженные, что мне даже не хотелось их дразнить. А уж когда они сидели с нами в подземельях - и подавно. Видимо, действие моего умиротворяющего зелья на меня до сих пор не прошло.

К двум часам ночи желание Апокалипсиса достигло максимума, пополам с желанием поспать, и все поплелись его реализовывать.

...А наутро сломалась водокачка - видимо, чему-то мы все-таки научились. Или Пивз поднялся на новый, надшишечный уровень своего мастерства.